Сергей Майоров - Слепой Агент [Последний долг, Золотой поезд]
Кто они? И какая ставка должна быть в этой игре?
Красильников должен знать ответ. Или хотя бы часть ответа. Потому что «Оцепление» каким-то боком здесь все равно подвязано.
И если друг Антоша ответит мне, я смогу пойти и с ним сдаться. Вместе с ним.
Обуреваемый желанием дать правдивые показания, Антон будет самым сильным моим козырем.
Я хлопнул себя по лбу и выругался в голос!
Наташа и Лика. Точнее, Света. После ночных событий даже слепому ясно, что мой разговор с Наташей был частью задуманной комбинации, которая прошла как по маслу. А Лика, раз она не исчезла за ночь, такое же подставное, используемое втёмную лицо, как и я сам. Её специально «подвели» ко мне, чтобы я постоянно находился под контролем. Но и она должна кое-что знать. Надо только убедить её, что я — союзник. Судьба нас ждёт общая, она для них тоже не фигура и, исполнив свою партию, должна навсегда уйти с поля.
Откладывать нельзя. Надо поговорить срочно. Сейчас.
Если она никуда ещё не пропала и если в её квартире меня не ждут весёлые мальчики с пистолетами под мышкой.
Я позвонил Лике из автомата. Она ответила сразу, будто специально стояла у телефона, ожидая моего звонка.
— Это Федор. Ты одна?
Хороший вопрос. Если дома у неё сидит засада, вряд ли она закричит в трубку: «Беги, милый, беги!»
— Конечно! Опять что-то случилось?
— Случилось. Слушай внимательно, это важно. И тебя касается не меньше, чем меня. Срочно выскакивай из дома, хватай тачку и лети на улицу Рекошета. Дом номер семнадцать. Там, прямо в центре дома, большая арка. Зайди в неё и иди по дворам, прямо, пока не увидишь меня. Я буду ждать тебя на детской площадке, у горки. Через двадцать минут. Все поняла?
— Это шутка?
— Нет. Я повторяю, все очень серьёзно. Срочно приезжай, одна. Ты всё поняла?
— Да, но…
— Жду.
Я повесил трубку.
Я не сомневался, что она приедет. В любом случае, независимо от того, используют её втёмную или она играет свою роль по известному ей сценарию.
Я встал у края тротуара и стал ловить машину. Как и положено в таких случаях, весь транспорт куда-то мгновенно пропал. Когда я начал уже волноваться по-настоящему, около меня затормозил серый «москвич-408». Лицо сидящего за рулём пожилого мужчины в красном вязаном «петушке» отражало два одинаково сильных чувства: желание хоть немного подзаработать и боязнь лишиться того, что уже удалось сшибить за вечер. Вместе с машиной, а может быть, и жизнью. Я назвал адрес, и он обречённо кивнул. С такой внешностью трудно быть таксистом.
Мы доехали до улицы Снайпера Иванова, параллельной Рекошета. Я расплатился с водителем и попросил подождать, сказав, что вернусь через пять минут со своей девушкой и мы поедем в центр. Он согласился.
Квартал, где мы оказались, находился во «владениях», которые я обслуживал, когда работал опером. После моего увольнения эта территория перешла к Максиму, в чём я ему искренне сочувствовал. Дома по улице Снайпера Иванова трех— и пятиэтажные, старые, неизвестно когда и кем построенные, были густо заселены наркоманами, а во дворах улицы Рекошета, вполне презентабельной, если судить по фасадам, практически каждый вечер происходили грабежи. В своё время я хорошо изучил здесь все закоулки, облазил все окрестные чердаки и подвалы и даже составил и повесил на стене кабинета план. Секрет дома 17 мне раскрыл старый вор-рецидивист, который проходил у меня потерпевшим: местная шпана, не испытывающая ни малейшего почтения к заработанным двадцатью годами лагерей сединам и шрамам, обозвала его «старый козёл» и здорово отпинала, чтобы завладеть початой бутылкой дешёвой водки.
В одном из домов по улице Снайпера Иванова я спустился в подвал и, подсвечивая зажигалкой, осторожно пошёл по заваленному мусором и полузатопленному коридору. В боковом закутке в насторожённых позах застыли у костерка трое бомжей. Мы посмотрели друг на друга. Сидящий крайним не узнал меня, хотя я помнил его хорошо. Вор и наркоман, он после очередной отсидки купился на заманчивое предложение некоей конторы по недвижимости поменять свою комнату в роскошной коммуналке на однокомнатную «хрущёвку» с хорошей доплатой и в результате остался без ничего.
Я пошёл дальше и через несколько метров погасил огонёк, прислушиваясь. Нет, они меня не преследовали. Вскоре мне стало казаться, что я забыл ориентиры или вообще забрёл не в тот дом. И всё-таки я не ошибся. Я нашёл в половину человеческого роста металлическую дверь. Как и год назад, в кольце висела дужка от амбарного замка, а на самой двери, на уровне глаз, мелом было выведено аккуратное «127». Надпись выглядела так, словно её сделали полчаса назад, даже крошки мела не успели осыпаться. Зачем? Я убрал амбарную дужку под валяющиеся рядом ящики, отворил дверь — как и прошлой зимой, петли не издали ни малейшего скрипа — и спустился в узкий тоннель. Он был длинный, идеально прямоугольной формы и прямой, как стрела. Абсолютно сухой. Он вёл в подвал дома 17 по улице Рекошета.
В конце тоннеля была такая же маленькая металлическая дверь с приваренной железной ручкой и аккуратным засовом. В неё был врезан «глазок» с пластмассовой заглушкой. Прежде чем взяться за ручку засова, я посмотрел в «глазок», вздрогнув от яркого света — подвал дома 17 был по-праздничному иллюминирован. Наверное, там обитали бомжи-миллионеры.
Я вышел в подвал и перевёл дыхание. Путешествие по тоннелю заняло не больше пяти минут, но ощущение было такое, словно я в полнолуние целый час болтался по кладбищу.
Я поднялся по лестнице в подъезд, дверь которого выходила под арку. Пахло кошками и свежей блевотиной — какой-то эстет опорожнил желудок прямо на ступенях. До назначенного срока оставалось несколько минут, и я закурил.
Лика немного опоздала. Я услышал нарастающий стук каблучков и вышел под арку, готовый к любым неожиданностям.
Неожиданностей не было. Верней, самой большой неожиданностью явился я сам. Лика тихо ойкнула и едва не выронила сумочку, когда я отделился от стены прямо перед ней.
Я схватил её за руку и втащил в подъезд. Боковым зрением я успел заметить, как по улице Рекошета мимо арки медленно проехала красная иномарка.
В подъезде Лика попыталась высвободиться и ударить меня коленом. Я успел увернуться и толкнул её к лестнице:
— Быстро вниз! Ну!
Она начала спускаться по шатким железным ступеням, косясь на меня через плечо.
Откуда-то сверху доносились бульканье и весёлый мат. Задрожали перила, и между лестничными пролётами потекла жёлтая струя.
Если за Ликой было установлено наблюдение, трюк с подземным переходом давал, по моим подсчётам, минут пять выигрыша.
Мы успели подойти к тоннелю, когда далеко за нашими спинами хлопнула входная дверь подъезда. Что ж, если это преследователи, мы успеваем. Даже если они сумеют за минуту оценить ситуацию и мгновенно кинутся оцеплять весь квартал.
Заходить в тоннель Лика откровенно не хотела. На всякий случай я отпустил её подальше от себя и предупредил:
— Учти, одна ты отсюда не выберешься.
Она не спорила. Обстановка действовала на неё угнетающе, и я был уверен, что никаких сюрпризов она не выкинет.
Из дома мы выбрались без приключений. Бомжи все ещё сидели у своего костерка. Мой знакомый посмотрел на меня более внимательно, мне показалось, что в его усталых глазах мелькнул испуг.
«Москвич» ждал нас. Из выхлопной трубы густыми сизыми клубами вываливался дым, а водитель затравленно озирался. Белый хвостик его вязаной шапочки подрагивал.
— Садись в машину, только без глупостей, — сказал я Лике. — Потом сама поймёшь, к чему все эти предосторожности. Садись…
Она внимательно посмотрела на меня и молча залезла на заднее сиденье. Я плюхнулся рядом, и машина расстроенно заскрипела.
— Пожалуйста, к парку Победы.
Лика стрельнула в меня недоверчивым взглядом. Мы поехали.
На перекрёстке я заметил шикарную красную иномарку, — кажется, ту самую, которая проехала мимо арки. Она стояла, а около капота топтались двое парней в коротких толстых куртках с меховыми отворотами. Наш «москвич» не вызвал у них интереса.
Через полчаса я щедро оплатил водителю пережитый им страх, мы вылезли, и он умчался, проявив завидную прыть.
Тишина и спокойствие. Чугунные ворота гостеприимно распахнуты, дорожки парка засыпаны высоким нехоженым снегом, а вдоль центральной аллеи, где много лет назад у воинского мемориала меня приняли в пионеры, горели покосившиеся фонари. Самое место для откровенного, душевного разговора.
Я сунул руки в карманы пальто и повернулся к Лике.
Она держала в руке газовый баллончик и, прищурясь, смотрела на меня.
Я успел выругаться. А потом земля встала на дыбы и ударила меня в лицо.
Я очнулся быстро, но глаза мои вываливались из орбит, распухший язык отказывался шевелиться, лицо словно растёрли наждачной бумагой.
Я лежу в снегу уже вдалеке от распахнутых чугунных ворот. Лика прохаживалась поблизости, куря тонкую сигарету. Я почему-то сразу понял, что её правая рука сжимает в кармане шубки не пудреницу и даже не баллончик с убойным газом, а нечто более серьёзное. Мой ПМ. Хотелось думать, что она не умеет им пользоваться.
